Та долгая зима, внезапно перескочившая в лето, о которой шла речь в начале рассказа, была первой зимой Алеши в чужой стране. Настолько чужой, что он часто вспоминал где-то услышанную или прочитанную байку про первое впечатление Бродского от Нью-Йорка. Когда Бродский посмотрел в окно, то не смог найти рифму. Может, это и враньё, но Алеша мог подписаться под этим на все сто. Он тоже смотрел в окно и ничего не видел, кроме просторного и скучного жизненного пространства. Он замечал его удобство, чистоту, но абсолютно не ощущал одушевленности людей и предметов.- Ничего, пройдет,- успокаивал себя,- Иосиф тоже потом Нью-Йорк на всю жизнь полюбил, даже с Питером и Венецией сравнивал, значит и я“ догоню” рифму эту. Торонто- … Моронто, Доронто, может быть,- Курортно? Ничего себе курортик! Снега по яйца намело, раскапываться надоело. Никому ты тут на фиг не нужен со своим документальным кино, и операторов своих, как собак нерезаных. В подвале жить приходится, потому как дешевле, деньги экономишь, а они рекой утекают. Ничего, прорвемся. Один мужичок предлагал протекцию на должность развозчика пиццы, а там и квартирку снимем поприличнее. А главное, уже кое-какой план имеется по поиску затерянного папаши. Мама, не горюй! Получит он твои письма чудные. Какая ты у меня была удивительная женщина! Встретить бы такую. Как же! Теперь, тем более, ку-ку … Живешь в логове феминизма. У них даже в столице монумент стоит“ Женщина – это человек” А кто спорит? Даже можно добавить из нашей плакатной классики:“ Человек – это звучит гордо”. Я даже согласен объединить эти два лозунга:“ Женщина – это звучит гордо” потому, что она тоже человек. О, если бы меня услышали местные дамы! Растерзали бы.“ Что значит – ТОЖЕ Человек!” А я бы им ответил:“ Подруги, успокойтесь!“ женщина-человек”, как и“ мужчина-человек”, это вымирающий вид, достойный внесения в Красную книгу. Если они вымрут, останутся только особи, отличные друг от друга половыми признаками. Так, в легкой эмигрантской депрессии Алексей Маркин пережил долгую канадскую зиму и, получив работу развозчика пиццы, перебрался в квартиру на пятом этаже многоэтажного дома, считавшегося“ русским”. Район тоже считался русским, но, точно так же, своим его считали китайцы, корейцы и, конечно, евреи. Евреи тут, в основном, тоже считались русскими. Дом стоял на улице Голдфинч, что означало в переводе с английского птицу щегла и еще- золотую монетку, но, как бы там ни было, Алексей посчитал это очень хорошим знаком, и снял квартиру, явно переплатив. Чуть севернее можно было поселиться значительно дешевле. В день переезда он увидел диван, стоящий кособоко возле контейнеров с мусором. Он остановился, чтобы рассмотреть получше. В этой стране на помойку очень часто выбрасывали совсем не плохие вещи, а при условии строжайшей экономии, которую он для себя установил до возвращения в киноиндустрию, находка дивана могла сэкономить пару сотен долларов. Диван сильно попахивал котами, кое-где был расцарапан до набивки, но имел одно громадное преимущество: он раскладывался по европейскому образцу. Откинул спинку – и вот тебе двуспальное ложе. Местные собратья раскладывались гораздо мудренее. Алеша потянул и нажал. Что-то в диванных внутренностях кликнуло, но спинка осталась стоять колом.- Э, да ты калека. Потому тебя и на помойку спровадили. Нет, такой сломанный и вонючий ты мне не нужен. Алеша уже отошел, как вдруг опять вернулся. Он сел, попрыгал на пружинах, они отлично амортизировали. Потом лег. Даже не разложенный диван был удобен и достаточно широк. Самое удивительное, что, несмотря на, вероятно, почтенный возраст, его поверхность была абсолютно гладкой, без характерного кратера посредине, продавленного чьей-то попой. Это свидетельствовало об отличном качестве пружин или о том, что на нем, кроме кошек, никто подолгу не сидел. Рассуждая, стоит или не стоит тащить старый диван в новую квартиру, Алеша даже не заметил, как сзади подошли двое и на русском языке стали переговариваться.
31