‘‘
‘‘
сила искусства
Уиллем Дефо
о гениальности,
сумасшествии
и «Ван Гоге»
До сих пор
не верю,
что сделал
карьеру
В
прокат вышел «Ван Гог. На по-
роге вечности» Джулиана Шна-
беля – первый фильм о великом
голландце, которому удается показать
не только его трагическую судьбу, но
и чувственную, освободительную сущ-
ность его картин. Все это – благодаря
новому актерскому подвигу Уиллема
Дефо. Обладатель одного из самых
узнаваемых лиц в современном кино
давно доказал, что способен убеди-
тельно играть кого угодно – в диапа-
зоне от Иисуса («Последнее искуше-
ние Христа») до исчадия ада («Дикие
сердцем»), от суперзлодея-обиженки в
зеленом латексе («Человек-паук») до
маленького человека с большим серд-
цем («Проект Флорида»). Вот и в об-
разе Винсента Ван Гога Дефо берет не
только номинацию на «Оскар», но и но-
вую профессиональную высоту – само
его присутствие в кадре преисполнено
такого постоянного, сверхчеловеческо-
го напряжения, что этой высшей интен-
сивностью заряжаются и человеческая
драма художника, и его откровения о
природе искусства, видения и духовности. В интервью
Дефо рассказал, чему работа над фильмом научила
его самого.
– Ван Гог – фигура в истории культуры и че-
ловечества такая заметная, что недостатка в
разнообразных трактовках его жизни и работы,
мягко говоря, нет.
– Я бы даже сказал, что их и вовсе переизбыток (сме-
ется). Что, конечно, не облегчает задачу создания кино
с принципиально новым подходом к изображению Ван
Гога – и, главное, к пониманию его жизни и его искусства.
– К роли, то есть, вы готовились аккуратно?
– Я начал с того, что прочитал пару биографий – в
первую очередь, книгу «Ван Гог: Жизнь» Стивена Най-
фи и Грегори Уайта Смита. Собственно говоря, режис-
сер Джулиан Шнабель посоветовал мне прочитать ее
еще до того, как был закончен сценарий и утверждены
все актеры. Это была хорошая точка входа, первого
серьезного погружения в тему – пусть общее пред-
ставление о личности Ван Гога у меня, конечно, было
и до этого. Оно было дилетантским и поверхностным,
не скрою – какое бы восхищение у меня ни вызыва-
ли сами его картины. До сих пор хорошо помню свой
опыт первой полноценной встречи с ними – первый
раз, когда я увидел их собственными глазами. Боже,
это было так давно! То ли 1976-й, то ли 1977-й – у
меня тогда еще не было ролей в кино, но я уже жил в
Нью-Йорке и вел довольно богемное существование,
что тогда было легко, даже если в кошельке у тебя (как
у меня) чаще всего было пусто. Но я играл в театре –
и именно с труппой впервые оказался за границей. У
нас были гастроли в Амстердаме, так что только пред-
ставьте: конец семидесятых, мне немного за двадцать,
я впервые в Европе, и, конечно, абсолютно ошарашен
и дезориентирован всем, что происходит. Когда насту-
64
3 (187) март 2019
пил свободный день, я пошел один гулять по городу –
конечно, в опьяненном, взволнованном состоянии ума.
И ноги сами привели меня в музей Ван Гога. Сказать,
что я был потрясен, будет ничего не сказать. Я застрял
там не на один час, и это был невероятный, почти
психоделический опыт – который на всю жизнь сделал
меня поклонником таланта Ван Гога. Не поверил бы,
если бы узнал тогда, что однажды доведется сыграть
художника в кино.
– Вообще, Ван Гог принадлежит к числу тех ху-
дожников, минимальное представление о которых
есть, наверное, почти у каждого. Вам наверняка
пришлось его в себе приглушить.
– Конечно. Но строго говоря, даже те книги, биогра-
фические и искусствоведческие, которые я прочел на
ранних этапах подготовки к роли, мне тоже пришлось
выбросить из головы. Как и те фильмы о Ван Гоге, ко-
торые я когда-то давно смотрел: «Жажду жизни» Вин-
сенте Минелли и «Винсента и Тео» Роберта Олтмана.
Когда ты участвуешь в создании чего-то нового, луч-
ше не засорять восприятие тем, что сделали до тебя.
Не копировать же, правильно? Вообще, я согласен с
идеей, что самый чистый и красивый способ выразить
ощущения от произведения искусства – создать нечто
самостоятельное. Как с живописью, на самом деле. Ее
смысл вовсе не в точной передаче внешнего сходства.
А что до подготовки, то единственным, что по-настоя-
щему повлияло на мою игру, были письма Винсента
брату Тео. Они вдохновляли меня на поиск правиль-
ной, точной по ощущениям интонации: Ван Гог в них
предстает неожиданно открытым и очень эмоциональ-
ным человеком. Он пишет в очень искренней, лишен-
ной даже намека на желчь или умысел, манере – и,
конечно, его теплота в переписке с братом, его любовь
к нему заразительна.
– А Джулиан Шнабель как-то направлял ваше по-
гружение в сознание Ван Гога?
– Джулиан? (смеется) О да. Вы себе не представля-
ете. Еще предлагая мне роль, он сразу же пояснил: ни-
чего не выйдет, если я сам не стану художником. Зная,
что это мое обучение живописи будет происходить под
надзором самого Шнабеля – с которым мы знакомы уже
35 лет и который сам, как вы наверняка знаете, явля-
ется одним из самых интересных американских худож-
ников нашего времени – я согласился на эту авантюру.
Приехал во Францию незадолго до начала съемок – и
целыми днями писал, писал, писал картины как одер-
жимый. Начал с основ: как держать кисточку, как сме-
шивать цвета, как наносить мазки, как начать чувство-
вать текстуру картины. А потом уже перешел к более
сложным задачам: не только писать так,
чтобы было похоже на стиль Ван Гога,
но и делать это на его скорости – а он
работал очень быстро, и без этого ритма
невозможно представить его манеру. Так
или иначе, я должен был раствориться в
ремесле, достичь той стадии автоматиз-
ма, чтобы когда я оказался в объективе
камеры, она видела не Уиллема Дефо
и, конечно же, не Винсента Ван Гога – а
детище Джулиана Шнабеля. Я должен
был стать его Ван Гогом, вдохнуть в
него жизнь. Так что я был, в сущности,
посредником между режиссером и его
творением.
– Вы писали на съемках собствен-
ные картины или…
– Нет, что вы, на это времени у нас не
было. Я писал только копии картин Ван
Гога. Более того, у нас там была целая
артель художников, которые с утра до
вечера создавали копии его работ – са-
мая настоящая фабрика подделок (сме-
ется). Но это было необходимо – ведь
Ван Гогу при жизни не удавалось ниче-
го продать. Поэтому он буквально жил,
окруженный собственными картинами.
Так что эти копии служили нам, по
большому счету, реквизитом, элемента-
ми декораций. Я немало времени провел, наблюдая за
тем, как наша команда художников создает эти полот-
на. Парадокс в том, что Джулиан добивался того, что-
бы все эти картины, хотя они чаще всего фигурируют
где-то на фоне, на заднем плане, не были идентичны-
ми копиями оригиналов. И когда он видел очередную
работу, почти неотличимую на первый взгляд от под-
линника, то рычал: «Где мои краски?». Мазок здесь,
мазок там – и у тебя на глазах эта, строго функцио-
нальная по идее, картина начинала дышать. Шнабель
говорит, что хорошие копии приятны глазу – но мерт-
вы. Он настоящий художник – и к процессу создания
кино подходит с тех же позиций: мыслит стратегиями,
техниками, легко экспериментирует, подначивает сво-
их соавторов от сценаристов до актеров привносить
самих себя в его видение, трансформировать его. А
значит, делать живым.
– Собственный живописный опыт изменил ваше
восприятие искусства?
– Не только искусства! У меня кардинально измени-
лось восприятие мира вокруг. Честно говоря, я не уве-
рен, что смогу смотреть на искусство, на природу, на
все вокруг прежними глазами. Вот смотрите, я объяс-
ню на примере. (Берет бутылку с водой со стола).
Если бы до работы над «На пороге вечности» меня
спросили описать ее, я бы сказал что-то вроде: «Пла-
стиковая бутылка с водой, абсолютно прозрачная, без
этикетки». Спроси меня сейчас – и я начну говорить:
«Вот голубой цвет, вот серый, вот чуть-чуть прогляды-
вает зеленый. А тут, если присмотреться, промелькнет
черное пятнышко». Вы можете возмутиться, спросить,
как же так? Откуда я выдумал все эти цвета, если их
так явно в этой бутылке воды нет и не может быть?
Спасибо Джулиану – он, не без помощи Ван Гога, нау-
чил меня тому, что в основе любой картины лежит
свет. Наше сознание, фиксируя зрением какой-то
▶
www.russiantown.com