к а д а н с n o 3 ноябрь 2017
Даже единожды ответив утвердительно на поставленные выше вопросы, балетная мысль
— так же, как и мысль о балете— никогда не будет прежней ной небалетной партитуры? Какой смысл у происходящего на сцене? Происходит оно вместо музыки или вместе с ней? Другими словами, должен хореограф тщательно подбирать сценический эквивалент каждому участку музыкальной ткани, или он волен вышивать на ней собственный узор? В первом случае перед нами перевод с одного языка на другой, и, как любой перевод, он – насилие над оригиналом; во втором – непонятно, по каким принципам нужно подбирать элементы, чтобы они образовали новое целое: подобия, контраста, полной индифферентности? И, главное, зачем нужны эти невероятно сложные операции? Зачем смотреть музыку?
Разумеется, художник идет путем интуиции, а не целесообразности. Идея поставить ту или иную партитуру порождает все новые названия в баленых афишах, доказывая, что она— в природе современного хореографического сознания. Но по крайней мере один результат подобного предприятия можно пощупать и положить в карман, выходя из театра: расширение образа. Занятно, что это явление происходит независимо от того, подбирает ли хореограф эквивалент музыкальной материи или дополняет ее до гармоничного целого— исходный образ растягивается, вбирая в себя свое преломление, выраженное на языке тела и построения тел. Сцена становится лабораторией по расширению и уточнению абстрактных музыкальных ходов, мыслей, движений, а балетный спектакль – непрерывным обменом ответами на детские вопросы: « Что ты здесь слышишь?» и « Что можно под это станцевать?»
В конце февраля-начале марта в Большом театре прошла программа из одноактных балетов акул современной хореографии. На этих-то балетах мы решили проверить и уточнить наши умозрительные гипотезы.
Открывали вечер « Вариации на тему Франка Бриджа ». Так называется сочинение молодого Бенджамина Бриттена, построенное на теме, взятой им у своего учителя; балет на эту музыку поставил в 2005 году Ханс ван Манен. Как и Бриттен, ван Манен— неоклассик, он так же обожает порядок и систему; как и у Бриттена, в его системе есть какой-то вывих: вот и в первом номере « Вариаций » пять пар в трико образуют на сцене не каре, но трапецию.
К чему приводит встреча неоклассиков от музыки и от танца? Для начала, показывает степень наивности наших изысканий перед лицом необыкновенно живучей балетной логики. В самом деле, ван Манен прежде всего занят тем, чтобы обеспечить жизненный цикл балетного спектакля: вывести на сцену ансамбль, правильно разместить сольные выходы и дуэты. Сцепленное с общей музыкальной канвой, развитие действия порой
31