Екатерина Шипулина и Денис Родькин асто бывает и так, что балет-то вроде бы про героев волшебной сказки и их испы-
Ч
тания, но то, что сочинил композитор, сообщает нам об этих испытаниях куда больше, чем текст либретто. И приходится хореографу ставить не саму сказочную историю, а музыку, в нее вслушиваться, у нее выспрашивать, что происходит в том или ином эпизоде.
Получается, если раньше музыка работала на балет, артистам отстукивала ритм, а зрителей погружала в нужное настроение, то теперь балет должен работать на музыку? Если раньше партитура была только лентой конвейера, на котором собирался балетный спектакль, то теперь ее стали понимать как главный его импульс, как зерно, которое должно прорасти на сцене?
И сегодня ставятся балеты, где музыка остается в своей давнишней, служебной роли. Ее заказывают под конкретный сюжет или нарезают из известных партитур— так, как нужно для воплощения хитроумного творческого замысла. Но, даже единожды ответив утвердительно на поставленные выше вопросы, балетная мысль— так же, как и мысль о балете— никогда не будет прежней.
И значит, пионеру надо идти дальше. Чего, в конечном счете, хочет спектакль, в название которого вынесен заголовок извест-
30