— ИСКУСНО.
Ч то для вас движение ? В чём оно ?
Я пенсионер и уже не танцую. В 36 лет я ещё не
понимал, почему балетные артисты так рано
выходят на пенсию, а в 38 уже понял. Начались
проблемы со спиной, потому что носил балерин
много. Я себя называл «заслуженный домкрат
России». И в 38 лет у меня заболели все суставы,
как будто натёрты были. Я настолько не хотел уже
шевелиться, что раздражало любое движение.
Это был профессиональный надрыв. Я понял,
почему всё-таки умные люди установили раннюю
пенсию артистам, футболистам, военным. Не я
первый, не я последний. Сейчас движение для
меня — это движение детской школы балета,
которую я создал.
Гирей, почувствовал я и стал вытаскивать его
изнутри по ниточке, начал наматывать роль на
клубок.
А ещё есть игровые моменты в спектакле. Они
самые интересные. Как говорят мастера: нужно
проработать роль до кончиков мизинца. Вся наша
энергия передаёт характер роли зрителю.
Хороший артист балета должен выйти и в первую
же секунду взять зрителя, а потом уже в конце
отпустить. И вот это «взять» — это и лицо, и
руки, и ноги, все позировки. Их совокупность и
есть грамотность артиста.
В
какой
момент
вы
поняли ,
что
профессионально заниматься балетом ?
Ч то
хотите
это на
всю жизнь ?
К ак вы себя чувствуете в качестве пенсионера ?
Ж изненный вектор ведь серьезно поменялся ?
Я счастливый танцовщик. На меня ставились
спектакли в Риме, Стокгольме, Париже, Лондоне.
Я станцевал весь репертуар Мариинского театра,
все первые партии и вторые. А вторые намного
интереснее! Такие как Тибальт (балет «Ромео и
Джульетта»), Ганс (балет «Жизель»), Ротбарт
(балет «Лебединое озеро»).
Еще служа в Мариинском театре, я создал Детские
школы балета, это мой частный бизнес, он требует
стопроцентного внимания. Когда пришло время, я
выбрал уход на пенсию, чтобы все силы уделять
моим школам.
А чем вторые партии интереснее ?
Они характерные, над ними больше работаешь на
протяжении всей творческой жизни. Они
взрослеют с тобой и профессионально растут. Вот,
например, Визирь из балета «Легенда о любви»,
балетмейстера Юрия Григоровича. Это самый
потрясающий балет, который может быть, я им
вдохновляюсь до сих пор! При всём таланте
Григоровича, как балетмейстера, самое гениальное
в том, что он собрал вокруг себя потрясающую
команду, в которой важную роль сыграл художник
Симон Вирсаладзе. Он на пустой сцене сделал
книгу, из которой выходит сказка. Он прорисовал
всех персонажей детально — костюмы, позы,
руки — народу, воде, огню, Визирю и всей его
армии. Мне посчастливилось танцевать в роли
Визиря и удалось не просто сохранять стиль
хореографии, а привнести много своего.
К таким ролям готовишься долго, сложнее всего
найти и зацепить те нотки характера, которыми
обладают герои. Например, Гирея я долго искал в
себе и никак не мог подцепить его сущность. Но
как-то раз в гостях у моей первой жены, с которой
у нас общий сын и прекрасные дружеские
отношения, сидя за столом, я мучительно думал о
роли, искал в себе Гирея. И неожиданно обратил
внимание на то, что происходит вокруг меня —
бегающие дети, суетящиеся на кухне женщины,
ухаживающие за мной, — так вот он мой хан
34
У меня всё банально. Я родился в семье артистов
балета, меня кулёчком принесли за кулисы.
Родители танцевали, а я потихоньку вышел из
этого кулёчка, начал бегать, хулиганить и
поджигать костры за кулисами, за что постоянно
получал нагоняй от администрации театров и от
родителей.
Балетные данные мне природа дала и родители,
все вокруг это видели и поддерживали. А мой
первый выход был совершенно анекдотичным. В
Томском театре оперетты, где два года работали
мои родители, артисты балета решили подшутить
— одели на меня бескозырку и дали автомат. В
оперетте «Севастопольский вальс» была
музыкальная реприза — море, посередине сцены
тряпочка болтается. И вот, я вышел посреди этого
моря и пошёл в бескозырке и с автоматом сквозь
него. Народ смеялся, родители мне опять выговор
сделали. А мне четыре года. Но фотография
осталась с того выхода.
А так, я выходил с детства, ещё до училища, в
Омске, вместе с отцом. Там балетмейстер Давид
Авдыш поставил балет «Тиль Уленшпигель». И
мне доверили роль маленького Тиля. Его отца
сожгли, он шёл с этим пеплом на зрителя,
переживал, плакал. Это была настоящая
драматическая роль, требовалось передать все
чувства ребенка, у которого сожгли отца. А папа
мой играл большого Тиля, выросшего. У нас
получился семейный подряд. И так началась моя
осознанная карьера балетного артиста.
После я поступил в Пермское хореографическое
училище. Жил отдельно от родителей, четыре года
там проучился. А потом захотел в Петербург, в
Академию русского балета, тогда ещё училище. И
мы с отцом поехали. Поступил с трудом, опоздали,
и характеристика по поведению в Перми у меня
была бандитская. По данным я проходил, и отцу
сказали, что в интернат мы его не возьмём из-за
такой характеристики, но если вы переедете и
будете жить с ним, то добро пожаловать. Отец в то
время служил в Самаре ведущим солистом, тогда
чуть ли не единственным. И он бросил карьеру из-
за меня, поехал со мной. Танцевал в «Тройке», в