COMPOSITION
АНАСТАСИЯ ХАРУЖА
ВИНО ИЗ ИРГИ
Детство осталось ждать меня в старом домике с зеленой крышей и клочьями седого мха между рассохшимися оконными рамами . До сих пор где-то там весело скачет оно в классики по неровной бетонной дорожке вдоль дачного огорода . Скоро уже четверть века , как дорожку залил мой дедушка . Снова щурится на таежном жарком солнышке веселое мое детство . У него фиолетовый от ирги язык и разбитые на том самом бетоне коленки . У любимого деревца я — тогдашняя Настя , семи лет от роду — могла дежурить часами напролет . Наберу полные ладошки ягоды и тут же все отправляю в рот . Быстро очищаю нижние ветви , а потом прыгаю , пытаясь достать те , что сверху , и не могу . 140 сантиметров роста , а не хватает . Цепляюсь ручонками за воздух , стараясь устоять на носочках . Дедушка некоторое время наблюдает из-за угла , улыбается , подходит и пригибает мне ветку . Тогда казалось , что большего в жизни и не нужно : самая вкусная ирга — она обязательно с верхних
веток . И страшно еще хотелось , чтоб бабушка отпускала меня гулять по вечерним улочкам нашего дачного поселка . Когда лил дождь и громыхало где-то совсем близко , я пряталась на высокой дедушкиной кровати . Он спал , а я смотрела в окно на такое одинокое деревце « своей » ирги . По ее листьям хлестал теплый июльский ливень . В них постепенно , словно чернила на промокашке , проступала темнота , в которой виделись-мнились тени странных чудищ , что вот-вот и съедят всю мою иргу . Я боялась грозы , но еще больше боялась , что после нее ягоды не будет совсем-совсем никогда . Я засыпала под дробный аккомпанемент дождя , а когда открывала глаза , всегда видела у кровати бабушку . В морщинистых ее ладошках поблескивали блестящие фиолетовые капли-ягоды вперемешку с мелкими листочками . Бабушка улыбалась , она-то точно знала , что , когда проснусь , первым делом обязательно побегу к « своей » ирге , и не хотела , чтобы я промочила ноги . Прошло 15 лет . Тысячи дождей за это время ничего не смогли сделать с любимой иргой . Даже чудища , выдуманные детской моей фантазией , не съели ее . Ягода оставалась все такою же сладкой , а крыша дачи такой же зеленой , и даже ярче , — папа покрасил ее заново год назад . Вот только бабушки и дедушки давно нет . Дача опустела . Я живу теперь в другом городе , а у родителей мало времени . Ухаживать за огородом стало некому , и подворье просто засадили « неубиваемым » изумрудным газоном . Малышкой я думала , что ветка спелой ирги в руке — самое важное , что только и может быть . Думала , что самая большая потеря — ягоды , которые могут съесть химеры моего воображения , вызванные разбушевавшейся стихией . Но самое ценное , что случалось со мной тогда — это удивительное чувство тепла и радости , которое возникало оттого , что рядом постоянно были они — мои дедушка и бабушка . Их улыбки и наставления , сваренная утром каша , даже их недовольство , что я вечно прибегаю с улицы в мокрых насквозь кроссовках . Самый опасный монстр — не тот воображаемый , что действительно мог бы обитать в кустах ирги и , конечно же , хотел сожрать мою ягоду , но Время , которое неумолимо забирает у нас самое главное — близких , а потом — шаг за шагом — и всю нашу жизнь . Теперь каждое лето я езжу в Кускун одна . Мне отчего-то очень важно снова встречать там свое , бегущее по дорожке , высунувшее фиолетово-ягодный язык , детство . Мне тепло от желания стричь старый газон и смотреть на солнце , восходящее из недр окрестной тайги . Еще мне обязательно нужно собрать пару ведерок ирги . Заморозить ее в пакетах и взять с собой в Томск . Когда будет грустно , доставать по одному из морозилки , чтоб потом радоваться фиолетовому языку в зеркале . А из остальной ягоды ставить домашнее вино . Я нашла рецепт через полгода после бабушкиных похорон , когда наконец собралась с силами и приехала убираться в дачном домике . Бабушка записала его в старой тетрадке твердым разборчивым почерком .
ТОМСК the МОСТ
231