Журнал Andy Warhol's Interview Россия Interview № 7 | Page 64

64/ Я ТАК ДУМАЮ
ПОЧЕМУ В РОССИИ
НЕ СНИМАЮТ
БЛОКБАСТЕРОВ
БОРИС ХЛЕБНИКОВ
ПРИЧИН МНОГО, НО ГЛАВНАЯ — В ОБРАЗОВАНИИ.
Для начала определимся: что такое
блокбастер? Ответ на удивление прост —
это фильм, сборы которого многократно
превышают его бюджет. Срывает кассу.
Вот и все. Поэтому, когда на афише филь-
ма, который еще не вышел в прокат, на-
писано, что он «блокбастер», — это неле-
пость, если не сказать идиотизм. Вокруг
блокбастеров вообще существует огром-
ное количество предрассудков.
Например, считается, что без звезд или
спецэффектов на астрономическую сумму
блокбастера не снимешь. Но вот, напри-
мер, «Район № 9» Нила Бломкампа обо-
шелся создателям в 30 миллионов долла-
ров — сумма по голливудским меркам сме-
хотворная. А собрал больше 200 миллио-
нов. Во многом это кино революцион -
но — в нем нет ни одной звезды, да и глав-
ный герой, если присмотреться, человек
крайне неприятный и уродливый. Пона-
чалу вообще непонятно, как можно полю-
бить такого персонажа, но по ходу фильма
зритель проникается к нему симпатией.
Если можно обойтись без звезд и доро-
гостоящих спецэффектов, то почему же
мы не видим русских блокбастеров? Объ-
яснить это тоже довольно легко: тради-
ционно наше авторское кино очень левое,
а все большие проекты, наоборот, правые.
Если поменять это соотношение, ситуа-
ция тут же изменится. Людям в первую
очередь интересна реальность, причем
в любой оболочке. Взять сюжет того же
«Района № 9»: инопланетяне прилетают
в ЮАР, но их не принимают, отселяют
в специальный лагерь и начинают гно-
бить. Никто не хочет с ними жить, зача-
стую с ними обходятся как с животными.
Получается анекдот про то, как белые ко-
лонизировали Африку, только теперь ров-
но то же самое афроамериканцы проде-
лывают с инопланетянами. Это уже не
фантастика, а дикий социальный пам-
флет — и фильм цепляет именно этим.
Другой пример — «Мачете» Родригеса.
Конечно, это трэш, но трэш с огромным
социальным подтекстом о нелегальной
эмиграции из Мексики. Крайне важно,
чтобы коммерческое кино стало левым.
Тогда оно начнет говорить на интересные
социальные темы. И будет продаваться.
Еще одна проблема состоит в том, что
режиссерам катастрофически не хватает
наблюдательности. Причем как правым,
так и левым. Фильмы первых невозмож-
но смотреть из-за «глянцевой» фальши —
они играют на стереотипах, не имеющих
ничего общего с реальностью. Вторых же
часто обвиняют в чернухе. И, на мой
взгляд, совершенно справедливо.
Дело тут вовсе не в количестве трупов,
гадов-ментов и прочая: у того же Шекспи-
ра крови и трупов было столько, что про-
сто мрак! Чернуха — это невнятность вы-
сказывания. Стоит четко выстроить дра-
му, вызывающую внятные, сильные эмо-
ции, — и никто и не подумает о чернухе,
каким бы тяжелым ни был фильм. Беда
в том, что мы не можем четко сформули-
ровать, в каком времени живем. Россий-
ские фильмы в большинстве своем — это
НАШИ РЕЖИССЕРЫ
ВЫРАСТАЮТ
С КОМПЛЕКСОМ
ЗАДРОТА-ОТЛИЧНИКА:
ОНИ БОЯТСЯ
СДЕЛАТЬ ЧТО-ТО НЕ-
ПРАВИЛЬНО, ОТОЙТИ
ОТ ПРИВЫЧНОГО
ЛЕКАЛА.
бегство от времени. Режиссеры пятятся
назад, боясь реальности как чумы.
Откуда в них этот страх? Это все из-за
наших киношкол. ВГИК — чудовищное за-
ведение, которое калечит, портит людей,
вселяет в них чувство собственной без-
дарности. Все потому, что во ВГИКе на
самом деле нет никакой системы обуче-
ния. Там, конечно, есть разговоры про
Тарковского, про мораль, даже про Лео-
нардо да Винчи... Но вот беда — там не
учат снимать кино. А это ведь предельно
конкретная вещь, как вождение автомо-
биля: сначала ты учишь, где газ и где тор-
моз, потом начинаешь крутить руль, пере-
ключать передачи. И через какое-то вре-
мя просто перестаешь об этом думать. Так
и в кино есть свои «газ» и «тормоз», эле-
ментарный набор навыков.
За пару лет уж можно человеку объяс-
нить, где какие педали, чтобы на диплом-
ной работе он «ездил» на автомате.
Во ВГИКе ничего этого нет. Студентам
не рассказывают элементарные правила,
зато много рассуждают об авторстве.
А потом они снимают хреновые диплом-
ные работы, и им говорят: «Это очень-
очень плохо». И человек решает, что он
бездарность. Но он же не виноват, его
просто ничему не научили!
В европейских и американских школах
абсолютно другая система: первые два го-
да никаких разговоров, только практика.
За время обучения студенты успевают
снять сотню фильмов. А наши за пять лет
обучения дай бог пять снимут! Я вот, на-
пример, не умею ничего. И чувствую это
каждый раз, как выхожу на съемочную
площадку. Приходится действовать по
наитию, методом проб и ошибок. Амери-
канские студенты не мучаются, куда по-
ставить камеру и как настроить свет.
У них просто есть схема: «15 мест, куда по-
ставить камеру». Если кто-то придумает
16-е или 17-е — он уже автор.
А еще в зарубежных институтах не бы-
вает основного мастера. Зато есть курсы
«два месяца с Тарантино» или «два меся-
ца с Вуди Алленом». Как результат —
у студентов нет гнета «великой лично-
сти», и это очень помогает воспитывать
в себе свободу и оригинальный взгляд на
мир. Наши режиссеры вырастают с ком-
плексом задрота-отличника: они боятся
сделать что-то неправильно, отойти от
привычного лекала, даже интерьеры сри-
совывают у американцев. Смотреть на это
невозможно.
Вот фильм «Юленька» Александра
Стриженова — вроде бы хоррор про рус-
скую провинциальную школу. Как эффек-
тно и оригинально это можно было по-
дать! Как социальную историю про одно-
классников, учителей, про чужака в про-
винции. Но нет, мы пыжимся быть от -
личниками. В итоге на экране — интерье-
ры советской школы, но по коридорам
отчего-то ходят студенты американского
колледжа. Чувствуется, как у всей съемоч-
ной группы трясутся коленки — так они
боятся получить четверку на экзамене.
Хотя все знают, что отличники выходят из
школы ужасно скучными людьми.