Журнал Andy Warhol's Interview Россия Interview № 7 | Page 118

РИД: Все, что он когда-либо говорил,
мне помогало.
ШНАБЕЛЬ: Давай, поделись каким-
нибудь из его советов! Может, и другим
поможет.
РИД: «Ты тако-о-ой ленивый. Что
с тобой не так? Отчего ты не работаешь
больше? Почему ты такой раздолбай?»
ШНАБЕЛЬ: А он говорил тебе: «Ты за-
писал 5 песен, теперь давай еще 10»?
РИД: Так и было. «Сколько песен ты
написал? Пять? Почему не пятнадцать?
Лу, какой же ты все-таки лентяй». Не за-
бывай, что сам он работал круглые сутки
и штамповал картины десятками. Он во-
обще никогда не останавливался.
ШНАБЕЛЬ: Представляешь, вот си-
дим мы с тобой, каким-то чудом до сих
пор живы. А ведь мы те счастливчики, ко-
торым повезло знать Энди лично. Вот как
сложилась бы твоя жизнь, если бы вы не
познакомились?
РИД: Думаю, меня бы точно посадили.
(Смеется.)
ШНАБЕЛЬ: Где вы с ним первый раз
встретились?
РИД: Ты помнишь Барбару Рубин?
Она была странная, зато всех знала. Од-
нажды мы играли в какой-то туристиче-
ской забегаловке Caf é Bizarre, и она при-
вела туда фотографа Жерара Малангу.
ШНАБЕЛЬ: А кто с тобой тогда играл?
РИД: Мо, Джон и Стерл. Ангус ушел,
когда понял, что ему придется перестать
играть, когда ему скажут. Он просто по-
верить не мог, взбесился: «Ты что, хочешь
ослепнуть. К тому же Энди всем подряд
разрешал постоять за проектором: мы ни-
когда не знали, сам он это делает или кто-
то из окрестных зевак. То же и с картина-
ми: сам он их рисовал или нет?
ШНАБЕЛЬ: Никто не знает.
РИД: Многие считают, что Энди был
инфантильным, но это совсем не так. Он
все прекрасно понимал. Бывало, при-
ходит и начинает верещать: «Чем вы
все занима етесь? Когда уже кто-нибудь
из вас начнет приносить домой бабло?»
Мы слабо врубались — у нас же никогда
не было постоянной работы, мы вообще
не умели самостоятельно зарабатывать
деньги. Тогда он просто начал букировать
нас на все свои выставки и мероприятия.
Куда он, туда и мы. Прикол, да?
ШНАБЕЛЬ: Как минимум, вы не дава-
ли ему скучать. Художники — несчастные
одинокие люди, а тут целая рок-группа!
РИД: Ага. Рокеры, суперзвезды и еще
целая толпа иждивенцев.
ШНАБЕЛЬ: Вы часто тусовались в ре-
сторане Mickey’s?
РИД: Энди туда захаживал, ну и мы
вместе с ним. А хозяин, Микки, всегда за-
писывал все на счет заведения. В то время
иметь открытый счет у Микки было ман-
ной небесной!
ШНАБЕЛЬ: Так он и разорился. Пом-
нишь, как художники продавали свои ра-
боты на аукционе в его пользу, чтобы
спас ти ресторан от банкротства? Сколь-
ко таких аукционов было? Я вот думаю:
было бы круто открыть школу, где кроме
«Я БЕСТАЛАННЫЙ, бессмысленный ВОРЧУН.
НА ТОМ и СТОЮ. НЕСМОТРЯ НИ на ЧТО,
ПРОДОЛЖАЮ писать МУЗЫКУ В прежнем КЛЮЧЕ».
сказать, что мне нужно начинать и закан-
чивать по чьему-то сигналу?» Тогда мы
взяли Морин. Так вот, Барбара привела
Жерара, а Жерар привел Энди.
ШНАБЕЛЬ: В Сaf é Bizarre?
РИД: Да. В зале было человек семь.
Потом Энди позвал нас на «Фабрику»: он
хотел приобщить к своему обществу рок-
группу и решил попробовать нас. Мы за-
висали там каждый вечер, Энди водил
нас по ресторанам... Уорхол вообще был
одним из самых щедрых людей на свете,
хотя мало кто в это верит.
ШНАБЕЛЬ: Погоди, он каждый день
водил вас ужинать?
РИД: Нас и всех остальных, говорю
же! А еще у нас тогда родился такой план:
на протяжении недели мы должны были
выступать в старом, обветшалом кинотеа-
тре Cinematique. Энди, как всегда, психо-
вал (имитирует голос Уорхола): «Я не знаю,
что делать! Что же делать? Что делать бу-
дем?!» В итоге его «что же мы будем де-
лать» превратилось в перформанс: мы
играли, а он проецировал на нас видео —
какие-то геометрические фигуры, глаза,
всякую хрень. Думаешь, почему мы всег-
да в темных очках выступали? Чтобы не
118
обычных учебных кабинетов был бы бар.
Я частенько наведывался в клуб Max’s
Kansas City, где вы отыграли последний
концерт The Velvet Underground. Видел
там живого де Кунинга, общался с Робер-
том Смитсоном, разными музыкантами,
которые там зависали. Сама атмосфера
располагала к общению! Это место взра-
стило целое сообщество, вполне сопоста-
вимое с тем, что создал вокруг себя Энди.
РИД: Я всегда называю себя выпуск-
ником университета Уорхола. Ведь я не
просто мимо его «Фабрики» проходил.
Я — ветка, выросшая на его дереве. До сих
пор, бывает, думаю: «Что бы в этом случае
сделал Энди? А что бы он на это сказал?»
ШНАБЕЛЬ: А мне всегда казалось, что
он меня недолюбливает. Ревнует, что ли.
РИД: Ой, не парься. Он редко кого
хвалил. Фразы вроде «ты такой класс-
ный» или «это замечательно» — не, такого
от него не дождешься, забудь. Максимум,
что он мог произнести: «О, миленько».
В его случае это было самым грандиоз-
ным комплиментом. Мои сомнения в том,
как он ко мне относится, развеялись, ког-
да он назвал мне свою любимую песню.
ШНАБЕЛЬ: Какую?
РИД: Мою. All Tomorrow’s Parties. Вот
это признание.
ШНАБЕЛЬ: Обожаю эту песню!
РИД: Энди вообще был грамотным
парнем. Он нас не просто за симпатичные
мордашки в свой круг включил. И идея
привести Нико тоже принадлежала ему.
Как-то он мне сказал: «Группе не хватает
девушки. Я познакомлю тебя с Нико. Она
красотка, тебе понравится, Лу».
ШНАБЕЛЬ: Расскажи, как вы записы-
вали ваш альбом White Light/White Heat.
РИД: Это был абсолютный коммерче-
ский провал. Энди еще ехидничал: «Эту
пластинку не покупает никто, кроме ва-
ших дружков!»
ШНАБЕЛЬ: А мне кажется, когда в те-
чение пятидесяти лет записываешь про-
вал за провалом, ты превращаешься в на-
стоящего музыкального героя. Никогда
не думал, как провал может обернуться
успехом? Как там Боб Дилан пел? «Нет
большего успеха, чем поражение, но по-
ражение — еще не успех».
РИД: С Berlin было то же самое. Этот
альбом чуть не загубил мою карьеру.
ШНАБЕЛЬ: Взять и ни с того ни с сего
записать рок-оперу — это смелый шаг, ко-
нечно. Некоторые даже считали его дока-
зательством твоей психической болезни.
РИД: Да нет, просто я бесталанный,
бессмысленный ворчун. На том и стою.
Несмотря ни на что, я продолжаю писать
музыку в прежнем ключе. И мой послед-
ний альбом Lulu пронизан отголосками
пластинки Berlin.
ШНАБЕЛЬ: Lulu — это альбом, кото-
рый ты записал с...
РИД: С группой Metallica. Изначально
это была идея Боба Уилсона, я писал аль-
бом под него. Но потом песни зажили
своей жизнью. И мы вновь столкнулись
с теми же отзывами.
ШНАБЕЛЬ: Слишком темно? Слиш-
ком грустно?
РИД: «Петь не умеют, слова дурацкие,
депрессуха» и все такое прочее. Со мной
так будет всегда.
ШНАБЕЛЬ: Может, так и надо? То,
что ты делаешь, просто опережает время.
Энди вот тоже поначалу не ценили и не
особенно поддерживали. Его первая пер-
сональная выставка в MoMA случилась
уже после его смерти.
РИД: Я помню. Смешно, правда? Хотя
когда родная страна тебя не ценит, это
скорее грустно.
ШНАБЕЛЬ: Зато теперь, даже после
смерти Энди, люди будут повсюду наты-
каться на его работы. Заново открывать
его для себя. Вспоминается фраза из мое-
го фильма «Баския», которую произносит
мое альтер эго Альберт Майлз. В беседе
с Жан-Мишелем Баскией он говорит:
«Твоя публика еще не родилась».
РИД: Ты эту реплику правда сам на-
писал? Я ведь могу проверить.
ШНАБЕЛЬ: Честное слово.
РИД: Если бы тебе суждено было
сделать всего одну вещь в жизни, считай,
ты ее сделал. Гениальная фраза!