КНИГА РИТУАЛОВ
Ритуал
С ледовать за черной собакой темной ночью( пусть лунной и в свете редких в том районе фонарей)— особое удовольствие. Не странно, что периодически собака « исчезала », терялась в тенях и особо темных переулках. Несколько раз мы теряли её из виду полностью и просто продолжали движение в заданном направлении. В конечном итоге мы оказались в центре города, неподалеку от Ратушной Площади Риги. Собака свернула в небольшую арку и окончательно скрылась из сферы нашей видимости.
Азем повернулся ко мне и, тяжело дыша, просипел:
— Ну вот. Тебя мы настроили. Проводник свое дело сделал. Место найдено. Хорошее, кстати, место. Вокруг дома старые, под ногами брусчатка, которая сотню лет точно помнит, а на этом месте раньше стоял гостиный двор для заезжих ганзейских купцов. Духи вообще любят такие места. Тут чужие слова, чужие ветра, чужие запахи, другие мысли. Интересно. Значит, тут и остановимся.
Пройдя через арку мы оказались в маленьком, закрытом дворике между трех прильнувших друг к другу домов. Азем расстелил на брусчатке головной платок и предложил мне присесть, что я с удовольствием и сделала, так как стоять после 30 минут попеременного бега и быстрого шага было не очень приятно, особенно в том состоянии в котором я находилась после бани и инкантации. Мой шаман достал из кармана фляжку, пригубил и протянул мне. Я принюхалась. Судя по запаху, во фляжке находился крепкий настой старых носков на дешевом спирте. Подчиняясь требовательному взгляду Азема я неуверенно сделала глоток. Вкус полностью соответствовал запаху, а в некоторых оттенках даже и превосходил его. Согнувшись в приступе кашля, я бросила гневный взгляд на моего мучителя.
— Настойка трав на коньяке,— спокойно пояснил он. – Чтобы войти в нужное состояние.
Поглощенная вкусом носков и кашлем, я не заметила, в какой момент времени Азем достал из своей холщовой сумки барабанчик, размером с банку из под кока-колы и начал настукивать кончиками пальцев ненавязчивый ритм. Я прислушалась и скорее почувствовала, чем действительно услышала, что барабанчик перекликается с пульсацией вокруг меня и внутри меня. Ритм стал постепенно нарастать, и мой внутренний « барабан » также ускорил свою пульсацию. Allegro. Allegro vivace. Vivo. Presto. Prestissimo.
Барабанчик терзал мои уши, и все вокруг и внутри меня пульсировало в безумном ритме. Это ощущение нарастало, тело требовало движения, но странным образом я не могла даже пошевелиться, не могла также и оторвать взгляда от пальцев Азема мелькающих над барабанчиком. Ощущение стало мучительно-нестерпимым и внезапно исчезло. Пульсация мира, бешеный стук сердца, дробь маленького барабанчика, сама реальность— все растворилось и замолчало. Осталась только я. Мое сознание, лишенное тела.
Мое сознание висело в пустоте и тишине сенсорной депривации, впрочем, странно комфортной для этого противоестественного состояния. Я не могу точно сказать, сколько прошло времени. Секунды, минуты, часы... Просто в один момент я осознала, что я не одна. Нечто огромное окружило меня. Не злое и не доброе. Безразлично-спокойное, равнодушное, но в целом удовлетворенное собственным равнодушием.
В моем сознании начали вспыхивать картины. Группа оборванцев возглавляемых человеком в пышных, но грязноватых одеждах. Пламя, мечущиеся люди. Грязь, крысы, умирающие и уже умершие в грязи между каменными стенами. Кованные сапоги по брусчатке. Нечистоты, льющиеся на головы людей в сером и коричневом. Взрывы. Обугленный, некогда величественный собор с выбитыми окнами. Знамёна. Белые с красным. Белые с черным. Белые с синим. Черные с золотом. Красные. Жёлтые. Текущее с крыш золото расплавленных петушков.
Но и другие картины тоже. Толпа мужей с вилами, пиками и разнообразным инструментом кричит что-то и вздымает вверх руки. Корабли и рабочие, похожие на муравьев, которые выгружают тюки с тканями. Десяток веселых рабочих, которые перешучиваются с девушкой-служанкой. Старый пастор в развевающейся рубахе, который ночью красит петушка на крыше собора золотой краской. Ребенок с леденцом, который глазеет на балаган на площади. Люди. Улыбки. Слова клятв. Старик, сидящий на маленьком деревянном чурбаке и играющий на губной гармошке. Звезды в руках статуи. Голубое небо и золотые петушки.
Смесь эмоций. Страх, радость, надежда, похоть, ненависть, любовь. Безразличие. Усталость. Удовлетворение.
Заключение
А потом я пришла в себя сидя на холодной брусчатке в
маленьком дворике Старой Риги. Жутко болела спина. Разламывалась голова. В носу предательски пощипывало. Напротив стоял Азем, просто стоял и улыбался своей кривоватой ухмылкой. Он кивнул головой и, не говоря ни слова, вышел в ту же арку, через которую мы и попали во двор.
Я встала чувствуя себя старой развалиной, подняла платок, на котором сидела и фляжку, которую, видимо, выронила из рук и поплелась в утренней дымке по улицам города. Вызвала такси и поехала домой.
Проболела потом две недели, и почти все эти две недели мне снились странные сны. Потом ещё месяц пыталась вежливо извиниться перед Хтонией, пока не поняла, что Ей мои извинения абсолютно не нужны. Впрочем, вполне допускаю, что это была просто собака, привлеченная запахом сосиски, а остальное доработал мой воспаленный разум( это мини-правдание для тех, кто ещё не совсем осознал присутствие сакрального в нашем уютном материальном мире).
Хотя город мне с той ночи стал гораздо ближе и роднее. Старый, усталый и равнодушный город. Мой город. Моя Рига.
Вот только петушков ему, по-моему, до сих пор жалко.
автор: Lukrecija Wille фото: Архив автора
30 № 13 МАБОН 2016