ТРАДИЦИИ И ПРОРОКИ
Вместо эпилога
Итак, творцы сакральной модели универсума ацтекской цивилизации искали свою личную истину и в то же время— истину всеобъемлющую, в рамках Вселенной. Осознав, что на земле всё есть сон и неминуемо гибнет, что земля— не место для Истины, мудрые тламатинимэ стремились идти не за видимым, осязаемым, а за тем, что их / нас превосходит— « в область мёртвых и богов ».
Ни религиозный путь жертвоприношений, ни путь размышлений в контексте реальности вещей не могли дать ответы на вопросы, занимавшие их умы. И тогда тламатинимэ нашли иной, единственно возможный для них способ познания— путь поэтического вдохновения, путь « цветка и песни ». Метафоры, возникшие из глубин бытия или из « глубины неба », позволяли тламатинимэ отыскать и познать Истину. Подобным образом, например, возникли и величайшие « цветок и песня »— метафора Ометеотля для объяснения происхождения Вселенной: это результат таинственного и беспрерывного оплодотворения в лоне самого двойственного начала.
Постигнув то, что наши современники назвали бы экзистенциональной ограниченностью человеческого создания, тламатинимэ испытывали необходимость осветить свою жизнь, обогатив её единственным, что давало крепкую основу— Истиной, представленной в виде поэзии: « цветка и песни ». Изучая божественные песни, всматриваясь в небеса и в упорядоченное движение небесных светил, увлекаясь живописью и скульптурой, они активировали в себе творческое вдохновение, разжигали божественную искру. Всматриваясь в мир и человека при помощи « цветка и песни », они раз за разом убеждались, что « лишь это успокаивает и даёт наслаждение людям ». По сути, « цветок и песня » стали путём человека, который, осознавая свою ограниченность, не согласился замалчивать о том, что могло бы придать смысл его жизни.
Культура и философия, построенные на метафоре, безусловно, не раскрывают полностью тайну бытия, однако стимулируют человека к пониманию прекрасного как одной из главных составляющих бытия. В своём стремлении к прекрасному ацтеки поняли, что прикосновение к нему— пусть и на мгновение— повышает вероятность вмещение « истины в собственное сердце », а значит и в мир.
Для самих искателей Истины столкновение с силами зла, с оружием железа и огня во времена конкисты оказалось смертельным: « перья кетцала разорвалось, украшения из яшмы разлетелось на куски...». Остались лишь воспоминания, память о прекрасном мире. Пока красота его не вернулась в место своего происхождения— в мир того, « который нас превосходит »...
156