6
2.
Когда я гляжу на горы, а горы глядят на меня,
а синее небо над нами смотрит на нашу встречу,
я кажусь себе всадником, которому подарили коня
и безвозмездно выдали шпоры, седло и уздечку...
Удаль моя славянская бросает меня вперед -
прямо на острые скалы, врезанные в Европу.
Я знаю, что мне до хижины не успеть за один переход,
но башмаками упрямо топчу альпийские тропы...
Вот и ледник, застывший, как в янтаре паук -
он охраняет логово какого-то единорога.
Если дойду до хижины, там меня встретит друг,
а не дойду до хижины - друг потеряет немного...
Друга зовут, по-моему, Пьер, а может быть Жан.
А, может быть, оба имени в нем слились воедино.
Он в Женеве начистил рыло кому-то из парижан
и теперь от полиции прячется у подножья вершины...
Вот представьте: ползет полиция
через рыхлый альпийский снег,
чтобы взять Жан-Пьера с поличным –
с пудовыми кулаками,
а Жан-Пьер совершает из хижины очередной побег,
выставляя ребят с кокардами
стопроцентными дураками...
Полицейские громко ахают:
дескать, служба наша - не мед,
и спускаются, чертыхаясь, в свой уютный кантончик,
а Жан-Пьер, глядишь, в Баден-Бадене
«Жигулевское» пиво пьет,
уплетая за обе стороны вкусный немецкий пончик...
Вот к нему-то, старому мерину, и иду я, презрев бодун,
по форелевым рекам шлепая своими босыми ступнями.
Он почему-то думает, что алхимик я и колдун,
раз ничего не делаю в долине целыми днями...
Встретимся - будет весело. Ну а ежели все-таки нет
(скажем, я не дошлепаю, или он не дождется...),
я через горы Жан-Пьеру громко крикну: «Привет!!!»
И, вероятно, что-нибудь в ответ мне да отзовется...