46
действительно ли отец хоть что-то понимает в происходящем и действительно
способен распознать хотя бы часть той драматургии, сеть которой субъект
непрестанно плетет. С позиции этого субъекта совершенно очевидно, что реальный
отец не ориентируется в действительно желанных для него объектах: именно это
позволяет сыну бесконечно наслаждаться собственным проектом – будет ли он
сводиться к коллекционированию аниме, хакерству, сочинительству или
соблазнению девушек. Сам факт того, что реальный отец ничего в этом не смыслит
и в итоге должен быть унесен течением истории, оказывает на субъекта чрезвычайно
воодушевляющее воздействие, с которым мы непременно сталкиваемся в анализе.
У воображаемого отца в этом смысле перед реальным есть преимущество –
субъект всерьез опасается того, что от него может исходить: например, его
способности в наказание или в отместку лишить субъекта существенной части его
достоинства, включая то, что под «достоинством» понимают в скабрезных шутках.
Страшась отцовского недовольства, в том числе отца уже одряхлевшего и явно
утратившего бывшее у него ранее подобие власти, всегда опасаются именно отца
воображаемого.
VISUM: Лакан говорил, что «образование аналитика – это образование
бессознательного». Говорит ли это о том, что «университет» не может готовить
психоаналитиков? Каким образом, по-вашему, должно быть устроено «идеальное»
образование аналитиков?
А.СМУЛЯНСКИЙ: Полагаю, что не стоит недооценивать значение того факта, что
всякий раз, когда мы говорим о каком-либо известном аналитике, мы лишь с
большим трудом припоминаем (если вообще знаем) имя, которое стояло у истоков
его дидактического анализа. Это не означает, что носитель этого имени не оказал
должного влияния – речь лишь о том, что мы не можем это влияние оценить.
В то же время, говоря о лакановском афоризме, следует в его толковании
опять-таки тщательно избегать слабодушного умиления – речь идет не о каком-либо
потрясающем в своей масштабности онтологическом и одновременно
абстрактном факте, а о том, что, производя аналитиков, вы буквально
воспроизводите бессознательное в новом, недоступном для него ранее месте.
Другими словами, появление очередного аналитика сопряжено с новой работой
вытеснения на совершенно ином уровне – а именно там, где никакого
бессознательного ранее не было и в помине, поскольку, как мы знаем,
аналитическая деятельность из доступной желанию субъекта сферы вовсе не
вытекает. Возникает искушение сказать, что, производя аналитиков, воссоздают
новую локацию бессознательного искусственным образом, если бы не
искусственность любой субъектности как таковой, даже самой что ни на есть
естественно воспроизводимой.
Действие этого новой локации бессознательного мы видим в самых
разнообразных его проявлениях – в упомянутом вами выше двусмысленно
отклоняющемся движении, возникающем всякий раз, когда в производстве
аналитической теории возникает новая точка пристежки, немедленно собирающая
возле себя заинтересованных лиц и в то же время заставляющая их вставать возле
нее крепостью, не позволяющей эту новую точку освоить в силу вызываемой ей
тревоги; в переделах и конфликтах школ; в страхе утратить анализантов в