5
Ги Де Мопассан в своей новелле «Орля», которая, ярко демонстрирует цену
опустошительного измерения образа, когда он теряет свой чисто
воображаемый характер, навязывая субъекту избыток реального. Произведение
повествует об опыте разворачивания психоза у главного героя, день за днем
встречающегося с жуткими, необъяснимыми явлениями вокруг себя и внутри
себя, своей психики.
Теорию жуткого, так же исследовал, Цветан Тодоров, французский
философ, семиотик болгарского происхождения. В своем классическом
«Анализе фантастического». Его точка зрения, кажется, очень близка
лакановской, но отличается в самом важном отношении. Для Тодорова,
основной источник «фантастического», приблизительно соответствующего
области жуткого, лежит в «интеллектуальной неуверенности». В лакановских
терминах, это вспышка реального посреди привычной реальности, такая
вспышка вызывает колебание и неуверенность, обыденность распадается.
Конечно, это колебание является структурным – оно затрагивает «внутреннего»
читателя, имплицитно вписанного в текст, а не эмпирического или
психологического. У Тодорова, фантастическое в итоге должно быть разъяснено,
должно раствориться. Колебание не должно длиться бесконечно: либо
необъяснимое оказывается просто странным – герой был введен в заблуждение,
или был безумен, или стал жертвой заговора и т. д. – или же сверхъестественное
действительно существует, и в этом случае мы заменяем нашу реальность
другой. Ужасает то, что мы заранее точно знаем, что должно произойти, и это
происходит. Можно сказать, что на этом уровне уверенность также
противоположна и бессознательной вере. Роковые события представляются
неизбежными с самого начала, но бессознательно мы не верим, что
неизбежное случится. Так что здесь есть переход от «Я прекрасно знаю... но я
верю» к «На самом деле, я не верю... но я уверен». Механизм жути не оставляет
места для неуверенности и сомнения. Если и есть структурное колебание,
сомнение, связанное с этим механизмом, то оно происходит из невозможности
отдаться этой ужасной уверенности – это привело бы, в конечном счете, к
психозу, аннигиляции субъективности. Кажущееся колебание между знанием и
верой – это, скорее, стратегия отсрочки, чтобы отложить столкновение с Вещью
(стратегия, подобная неврозу навязчивости). Так что для Тодорова
фантастическое появляется из нехватки уверенности и рассеивается, когда
уверенность восстанавливается. А с лакановской точки зрения, жуткое
появляется от избытка уверенности, когда спасение посредством сомнения
более невозможно, когда объект оказывается слишком близко. Тодоров
приводит парадигматический пример «Превращения» Кафки, где источником
жуткого оказывается само отсутствие жуткого эффекта вслед за жутким
событием: сверхъестественное рассматривается как естественное, вследствие
чего становится «вдвойне» жутким.
По мнению словенского философа и психоаналитика Младлена Долара,
З. Фрейд в своей работе производит в некоторой степени обманчивое
впечатление, когда говорит, что жуткое – это возвращение чего-то давно
преодоленного, отвергнутого, вытесненного в прошлом.
Детальным
исследованием
взаимодействия
психоаналитика
с
психотичным субъектом занимался французский психоаналитик Жан Бори, в
своем исследовании «Психотик и психоаналитик», автор выводит схему встречи