книжная полка
– Поздороваться не хочешь? – спросил я, выдвигая
стул.
Не отрываясь от экрана, мальчик чуть приподнял
руку. Это могло означать как приветствие, так и указа-
ние на громадный пластиковый стакан, украшающий
стол. Года три назад во время нашей первой встречи я
неосторожно обмолвился, что когда-то в неприличных
количествах употреблял Ванилла-Фраппуччино. Теперь
он коварно преподносит мне его при каждой нашей
встрече. Отказываться неудобно. Поэтому, отпустив
мальчика с Богом, я мчусь в свой родной LA Fitness и
пару часов по капле, как раба, выдавливаю из себя не
без удовольствия набранные калории.
– Какая дура… – пробормотал мальчик.
– Кто? – не понял я.
– Да тетка одна, – досадливо поморщился он.
– Случается… – Я до сих пор не понимал, осознает
ли он мое присутствие.
Мальчик невероятно талантлив. Приехав в Америку
лет пять назад, он увидел один из моих рассказов и
решил, что я достоин его внимания. Без труда откопав
мой адрес, он рекомендовал мне почитать несколько
его сочинений. Да, именно так. Не попросил, а
рекомендовал. Я ответил, что постараюсь, но не знаю,
как скоро смогу это счастье себе позволить. Мальчик
сказал, что ему в общем-то и не к спеху.
Получив сообщение, я благополучно о нем забыл,
хотя и отложил в специальную папочку. Только недели
через три у меня дошли до него руки. Проза мальчика
захватила меня практически сразу. Стихи показались
настолько зрелыми, что я начал их гуглить, подозревая
глупый розыгрыш.
Много лет назад какой-то шутник (или придурок?
или провокатор?) прислал в зарождающийся тогда
«Читай!» замечательные стихи. Подписаны они были
неизвестным именем, но мне повезло. Это был один
из моих любимых поэтов – Николай Глазков.
«Аз тебе хоцю!» – писал писалом
На бересте грамотный мужик.
Был, наверно, откровенным малым
И в любви желанного достиг.
И еще несколько глазковских шедевров. Гугла
тогда не было, и мы вполне могли купиться, если бы
негодяй выбрал другого автора. Это только в группе
у Рязанова каждая гримерша до последней строчки
помнит Уильяма Блейка. Вот режиссеру и пришлось
врать, что «У природы нет плохой погоды» является
новым доселе неизвестным переводом.
Но присланные мальчиком стихи всемогущим гуглом
опознаны не были. Такой же приговор получила и его
проза. То, что он не ворует, стало ясно. Непонятно
было, почему он не печатается.
Родился мальчик в небольшом сибирском городке,
в семье квалифицированного токаря и работницы
отдела технического контроля. О переезде в Америку
они думали примерно так же, как я о переселении в
пояс астероидов. Но кто-то из членов многочисленной
рабочей династии заполнил документы на лотерею
грин-карт и мама – технический контролер – оказалась
счастливым победителем. О чем ей в доверительной
беседе и сообщили довольные родственники. Но
папа – убежденный сторонник Путина и решительного
вставания с колен – покидать родимый край
категорически отказался.
– Чтобы я на поклон вот к этим… Вы что, Первый
канал вчера не смотрели?
Мама поклонницей Путина не была, но правоту
мужа вынуждена была признать, поскольку закон об
ограниченном домашнем насилии, хотя еще и не был
принят Думой, но благополучно действовал со времен
Рюрика и Гедемина.
Мнение мальчика интересовало только его самого.
Так бы и осталась семье в своем Горелове-Неелове,
если бы родственники не проявили определенную
настойчивость. Законченных единороссов среди них не
оказалось, зашнуровывать берцы им поднадоело, а про
возможность вызывать в Америку своих кровинушек
они что-то слышали. И пойдет брат за братом. А
потому насели они скопом на счастливых обладателей
www.russiantown.com
СУМБУРНОЕ
выигрышного лотерейного билета, да и отправили,
смеясь, на верную погибель. Чего не сделаешь ради
родных людей? Даже в Америку поедешь.
Поначалу рабочий и контролерша действительно
ощущали себя Штирлицем и Кэт, заброшенными в
самое логово. Смеясь, дерзко презирали они чужой
страны язык и нравы. Но нужно было как-то выживать.
И папа вспомнил, что еще совсем недавно он неплохо
обтачивал какие-то болванки, висел на доске почета, а
к сорокалетию даже получил грамоту от губернатора.
Позвонив волонтерам, он попросил отыскать семье
местечко для применения своих способностей. Волонтеры
искренне обрадовались. Они давно смирились, что каж-
дый русский иммигрант в своем блистательном прошлом
был не ниже заместителя министра и требовал соответ-
ствующей должности. Поэтому скромность пролетария
вызвала у них искреннее восхищение.
Разыскав большое предприятие, волонтеры привели
наших героев на смотрины. Первым позвали папу.
Его ввели в цех и подвели к какой-то фантастической
машине. Спросили, знает ли он, что это такое. Папа
обошел монстра по периметру, пробормотал себе под
нос несколько магических заклинаний, с чарующими
слух символами «…евина» и «…дюлина», после чего
попросил машину включить.
Ему, смеясь, показали на кнопку. Передовик
производства нажал ее недрогнувшим пальцем. Станок
заработал. На нем замигали разноцветные лампочки.
Папа спросил, можно ли выключить эту пое…нь.
Интеллигентный переводчик нужного слова не нашел,
но светомузыку убрал и попросил принести какую-
нибудь деталь. Потомственный сибирский рабочий
умело вставил ее в подходящий паз.
– Вот скажи мне, американец, правильно я все де-
лаю? – спросил он у большого начальника.
Получив перевод, менеджер отрицательно покачал
головой.
– Не совсем, – сказал он. – Но мы готовы взять вас
на обучение. Правда, для начала много платить не смо-
жем. Двадцать пять долларов.
Осознав всю низость предложения, сибиряк готов
был пойти на менеджера с голыми руками.
– Да ты о…ел что ли? Двадцать пять долларов. Я за
квартиру плачу восемьсот. Плюс ЖКХ.
Ему объяснили, что это как бы не совсем в месяц.
Считать деньги стахановец любил.
– Это ж я что? … За четыре дня жилье окуплю? А
остальные куда дену?
Маме повезло меньше. Ей предложили восемнадцать.
Но этого оказалось достаточно, чтобы она поставила
мужу условие:
– Или мы остаемся здесь жить, или я с тобой разво-
жусь. И только попробуй меня тронуть.
Сейчас мальчику девятнадцать. Около года мы
общались с ним, используя современные средства
связи. Я с опаской вносил небольшие коррективы в
его творения. Он делал вид, что охотно соглашается
с моими доводами. Хотя было очевидно, что своего
мнения он менять не собирается и уступает лишь из
уважения к моим сединам.
На шестнадцатилетие ему подарили машину. Тогда
он предложил мне встретиться вживую.
Мы выбрали Starbucks, подходящий обоим по распо-
ложению. Только там я увидел, что вместо левой ноги
у мальчика был протез.
– Это уже давно, – пояснил он, – в России. Мне было
двенадцать лет. Мужик сбил машиной и уехал.
– Нашли? – без особой надежды спросил я.
Мальчик посмотрел на меня, как на инопланетянина.
– Знаете, – вдруг сказал он, – а я ведь тут не один.
– Только не говори, что родители наняли тебе те-
лохранителя.
– Они сами телохранители. Вон сидят у окошка.
– Неужели так тебе не доверяют?
Виктор
ГОРОШИН
– Почему – мне? Вам. Отец начитался всяких страш-
ных историй. Теперь боится, как бы вы меня не раз-
вратили.
Я обернулся. Двое сравнительно молодых людей
действительно сидели у окна и неотрывно на нас
смотрели. Папа оказался примерно таким, каким я себе
его и представлял. А вот мама мальчика только вчера
сошла с обложки модного журнала. Я несколько иначе
представлял себе контролеров ОТК.
– Какая у тебя красивая мама, – поделился я своими
наблюдениями.
– Да уж, расцвела на капиталистических харчах. Ви-
дели бы вы ее несколько лет назад. Отец теперь у нее
на цыпочках ходит, все боится, что она его бросит и
уйдет к американцу. Можно я их позову к нашему сто-
лику? Они хотят с вами познакомиться, но стесняются.
– А это безопасно? – я с сомнением уставился на
габариты папы-сибиряка.
– Он при людях смирный, – пообещал мальчик и до-
стал айфон. – Так я звоню?
– А просто махнуть рукой не можешь?
– Отец третий айфон меняет. Сейчас вот последнюю
модель приобрел. А звонить ему некуда. Вот и просит
давать ему повод хвастаться игрушкой.
Он набрал номер. Кафешка огласилась звуками
американского гимна. Несколько посетителей сделали
было робкую попытку приподняться, но, оказавшись в
явном меньшинстве, от этой затеи отказались. Встали
только двое русских. Да и то лишь для того, чтобы
подойти к нашему столику.
– Здравствуйте, – сказал передовик, протягивая мне
руку, которую я не без опаски пожал. – Хорошее руко-
пожатие, – похвалил мой новый знакомый. – В Сибири
никогда не жили?
– Не пришлось.
– Странно, – глубоко задумался он, – а рука крепкая…
– Чего это ты глупости говоришь? – вмешалась
мама. – Можно подумать только у нас крепкие руки.
Ой, да не слушайте вы его, пожалуйста. Такое городит
иногда. Все думает, что в тайге у себя.
Мамин сибиряк хотел было что-то возразить, но
предусмотрительно одумался.
– Так что… – спросил он после небольшой паузы, –
выйдет писатель-то из оболтуса моего?
– Нашего оболтуса, – укоризненно поправила мама. –
Только о себе и думаешь…
– Ну, ладно, ладно, не заводись. Пусть будет нашего.
Получится из него Чернышевский?
Признаться, приведенный пример несколько меня
озадачил. Я судорожно начал припоминать в творчестве
мальчика попытки ответить на один из двух главных
вопросов русской интеллигенции. Но мальчик был
умным и лихо прервал мои литературоведческие потуги.
– Мы жили на улице Чернышевского, – успокоил он
меня.
– Будет учиться, несомненно, получится, – убежденно
сказал я. – Может быть, конечно, и не создаст он
особенного человека, но парочку новых – обязательно.
Супруги с гордостью переглянулись.
– А вы, это?.. – рабочий неуверенно посмотрел на
жену. Та ободряюще сжала его локоть. – Женаты?
Только тут и всплыла истинная причина их появления
в Starbucks.
– Женат, – вздохнул я.
– А почему кольца на руке нет?
– В теннис часто играю.
на стр. 30
– И дети есть?
– Трое.
1 (197) январь 2020
⇒
29