интервью
Говорят, он закрыт, застегнут на все пугови-
цы. Наверное, так и есть. Иначе разве родилось бы
столько мифов и легенд?
Не самых благостных, надо сказать. Бабник, по-
веса, дебошир – что там еще говорят про Домога-
рова? Но ведь есть не только персонаж этого «раз-
веселого» комикса, есть еще актер. Человек, в
конце концов.
Так ли страшен Домогаров, как его малюют?..
–Александр, вам 56. Эта цифра к чему-то
обязывает?
– Ну, это же великие еще сказали, что нам столь-
ко лет, на сколько сами себя ощущаем. Вот у меня
такое ощущение, что мне сейчас где-то… 35.
– Значит, взрывного темперамента с года-
ми не убавилось?
– Нет, это с возрастом не проходит. Единствен-
ное – начинаешь на какие-то вещи реагировать
более сдержанно. Хотя не всегда получается, ха-
рактер свое берет. Я просто не люблю, когда мне
тычут в спину, когда за моей спиной что-то говорят.
Лучше скажите в глаза мне, но на это редко кто
идет.
– Боятся?
– Ну, я нетерпим бываю, да…
– Это отрицательное качество или поло-
жительное?
– Я считаю, что положительное. Правда, оно ме-
шало мне по жизни, очень много из-за этого было
потеряно. Люди в своей массе не приемлют инди-
видуальность… Хотя могу сказать, что по своему
характеру я до последнего буду держать нейтра-
литет. Но если уж влезу, то по полной программе,
невзирая на авторитеты.
«НИКОГДА НЕ СДЕЛАЮ ПЛАСТИЧЕСКУЮ ОПЕРАЦИЮ»
– Актер – профессия зависимая, покладистость
в ней ценится…
– Вы знаете, я не встречал хороших артистов, кото-
рые были бы зависимыми. Олег Иванович Борисов ни-
когда не был зависим… И второе – эти люди никогда
не отличались сдержанным нравом. Это не безбашен-
ное стремление найти себе проблему, это – остать-
ся самим собой в любой ситуации, быть честным в
профессии. А я уже много лет пытаюсь заниматься
ею честно. Поэтому и морщины на лице, поэтому и
девушки говорят: как он постарел. А мы не можем
молодеть. И я никогда не сделаю пластическую опе-
рацию, потому что вот это (двумя пальцами обводит
носогубные морщины) – все мое.
– А многие думают, что это следы бурной, так
сказать, жизнедеятельности.
– Это вы, журналисты, так думаете. А о чем еще пи-
сать? Не о спектаклях же и о том, как над ними рабо-
тают. Это почему-то никому не интересно. А вот: кто
с кем, когда, зачем – о, это очень интересно! Сейчас
перестали писать, да. Просто последнее время меня
за задницу поймать не могут, поэтому нет данных ни-
каких. А теперь я еще и в соцсети вышел – так вообще
понятно, где я живу и как существую: в девять уехал, в
полдвенадцатого приехал. То есть все понятно, писать
нечего.
– Получается, все карты раскрыли?
– А я их и не закрывал никогда. Я живу за высоким
забором, но это еще не значит, что я закрыт. Я откры-
тый человек и был всегда таким приходите, я согласен.
Но исподтишка не надо. Не пытайтесь за этот забор
заглянуть, не советую.
– Вот у многих и сложилось впечатление, что
Домогаров – в образе эдакого графа Монте-Кри-
сто: загадочного, недоступного, недосягаемого…
– Но когда в твоей жизни случается трагедия и тебе
лезут в душу, понимаете… И это же ваш брат-жур-
налист делает. Почему существует врачебная этика,
почему учительская этика есть – и почему нет журна-
листской?
48
4 (200) апрель 2020
– На то есть суды – уж не знаю, насколько к ним
прибегаете.
– Нет, суд – это значит дать вашему брату очередную
пищу для разговоров. А я этого не хочу делать. Я могу
подойти и дать по башке – открыто, нормально. Потом
уже на меня подадут в суд, но это я могу сделать.
рождения, потому что после таких аварий не выживают.
Вот и думаешь: а чего еще бояться?
«ЭТО НЕ ПОДВИГ, ЭТО ПРОФЕССИЯ»
– Вы сказали, что сверху погрозили. От чего
предостерегли?
– Ну, я думаю, что это последнее испытание,
которое надо было пройти. Мы все живем, как
можем, и нам дается то, что мы способны вы-
держать. Ты идешь, пробивая стены, и с каждым
разом стены становятся все крепче. Еще крепче,
еще. Потом – бац: не смог, остановился. То есть
это такое испытание: сможешь преодолеть, не
сломаешься?
– Но все, что не убивает, делает нас силь-
нее?
– Конечно. Я и говорю, что это еще одно испы-
тание. И если ты выдерживаешь, проходишь его
относительно честно… Понятно, что это больно,
страшно. Но ты проходишь и продолжаешь жить
дальше.
– У вас тогда не было риска сломаться?
– Был. Но в тот день я играл спектакль. Это
не подвиг, нет – это профессия, этому учат в теа-
тральном училище. Говорят: вот улица, там делай,
что хочешь, а здесь ты себе не принадлежишь. С
одной стороны, это высокие слова, с другой – так
и есть. Все свои переживания ты оставляешь там,
а здесь принадлежишь тем, кто купил билет.
– У вас были срывы на сцене?
– Были. Конечно, ситуации бывают разные, и в
зависимости от них я тоже разный. У меня много
было таких случаев, когда в жизни что-то случа-
лось: я выходил на сцену, на площадку, – и никто,
никто ничего не понимал. При этом неизвестно, что
с тобой будет в антракте, что с тобой будет за кулиса-
ми.
Каяться не буду!
Александр ДОМОГАРОВ
– А на какие безумства в свои 56 уже не спо-
собны?
– На все те же и способен. Удар только сильнее стал,
вот и все. Просто есть уже жизненный опыт, и ты ви-
дишь еще больше неприятия, еще больше непонима-
ния. А когда видишь все это, как можно жить по-дру-
гому?
«МНЕ СВЕРХУ ПОГРОЗИЛИ ПАЛЬЦЕМ»
– Несколько лет назад ваш коллега Дмитрий
Певцов, который тоже славится буйным нравом,
у себя на сайте опубликовал покаянное письмо.
Знаете об этом?
– Нет.
– Он извинился перед всеми, кого в своей жиз-
ни обидел: перед журналистами, перед коллегами,
перед зрителями. Вы на такое способны?
– Нет. Совершенно.
– Не за что просить прощения?
– Есть. Но то, что во мне живет, со мной и останется.
В последний час я, может быть, и попрошу прощения
у кого-то из близких. Но только у близких. И уж отнюдь
не буду писать покаянные письма.
– Дмитрий просто уверовал в Бога…
– Ой, это все так сложно. Верящий и верующий –
огромная разница. Я – верящий, но не верующий. Я
хожу в храм, но только со своими болячками. И прошу
у Бога свое прощение, понимаете? Я не буду говорить
всем людям на земле: извините, был не прав. Ну что
это?.. Просто, видимо, у Димы потребность такая воз-
никла, он так решил… Хотя, в принципе, мы с ним пе-
режили одну и ту же страшную потерю. (В 2012 году
погиб сын Певцова Даниил.)
– Судя по всему, это его и подвигло к покаянию.
– А меня это не подвигло. Понятно, что нам погрози-
ли пальцем, сказали: смотри… Но про себя могу ска-
зать, что после этой потери мне, кажется, ничего уже
не страшно – думаю, я все пережил. Пережил смерть
родителей, пережил смерть ребенка, пережил практи-
чески свою собственную смерть – у меня была авария
очень серьезная, и 25 августа я праздную второй день
«НАДЕЮСЬ, НЕ ДОЖИВУ ДО НЕМОЩНОЙ СТАРОСТИ»
– Александр, а почему вас не видно в телешоу?
– Звали много раз, но я не пойду. Когда артист начи-
нает заниматься цирком, когда начинает боксировать,
я этого не понимаю. Просто не понимаю! Мне кажет-
ся, артист должен заниматься своей профессией, а не
лезть на ринг. И в «Ледниковый период» меня звали.
И я могу выйти на лед. Но только для того, чтобы по
ржать.
– Актеры катаются на коньках и боксируют
для того, чтобы повысить собственную медий-
ность, которую потом можно выгодно продать.
– Думаю, пока мне это не нужно. Если вдруг пойму,
что моя профессия закончилась… Да, это будет очень
тяжело для меня. Наверное, я постараюсь уйти – уж
не знаю, получится ли. Вообще, это очень сложный
вопрос. Но я не буду реанимировать воспоминания о
себе, как об артисте, который когда-то был. Надеюсь,
это не моя судьба.
– Наше кино сейчас пожилых актеров не жалует.
Кто из великих нынче востребован? Даже Чурико-
ву с Фрейндлих уже не снимают.
– У них есть работа в театрах, и не надо говорить о
том, что они вышли в тираж. Да, сейчас в кино этих ар-
тистов мало. Но это проблема кино, а не этих артистов.
Алиса Бруновна Фрейндлих остается Алисой Брунов-
ной Фрейндлих. И никакая актриса, которая снялась в
38 сериалах, с нею рядом не встанет. Почему-то Алисе
Бруновне, чтобы на нее пошли в театр, не надо катать-
ся на коньках. Она привезет один спектакль в Москву –
и все, Москва сошла с ума.
– Актеры того поколения свою судьбу уже сде-
лали, а вашему еще и зарабатывать нужно.
– А я по-другому не умею зарабатывать. Есть моя
профессия, ею и зарабатываю. У меня нет ресторана,
как у многих моих коллег, это не мой бизнес. А мой биз-
нес – мое лицо, мои руки, моя голова, мои мозги.
И, спасибо маме с папой, – внешность.
▶ ▶
www.russiantown.com