— Олушочки— это вы в точку,— хмыкнула она.— Обе-две олушочки! Счастья полные штаны!— И, увидев наши вытянувшиеся лица, тут же предостерегающе подняла руку.— И не надо мне тут демагогию разводить из-за полных штанов, ясно? Это выражение такое, ничего более! Пойду готовить мясо, а то заговорилась я тут с вами.
Как только Ба вышла из комнаты, Манька тут же метнулась к письменному столу, выдернула какую-то тетрадку и вывела крупными буквами на пустой странице: « ПУРДИКУЛЕЗ ». Потом стала быстренько что-то записывать.
— Ты чего?— заглянула я через ее плечо.
— Пишу, чтобы не забыть. Потом твоего папу спрошу. Уж он-то точно знает, есть такое заболевание или нет.
И, крепко надавливая указательным пальцем на ручку, Манька вывела под « ПУРДИКУЛЕЗ-ом »: « Смертельное забаливание!!! Чешуться пятки и живот урчит ». Поразмыслила чуть-чуть, вздохнула и перед « урчит » добавила « б ».
— Надо, чтобы бурчал, а не урчал,— объяснила она,— « бурчит » звучит страшнее, так?
— Аха,— выдохнула я.— Вообще-то, Маньк, когда ты говорила про синктомы, ну, там, про пятки чешутся или живот бурчит, у меня все так и было.
— Да?— оживилась Манька.— А ну-ка ложись на мою кровать. Ну как? Пятки чешутся?
Я пошевелила пальцами на ногах и крепко прислушалась к пяткам. Они у меня мигом зачесались.
— Чешутся,— жалобно протянула я.— Ага,— оживилась Манька,— а живот бурчит?
Я открыла рот, чтобы сказать « нет », но мое « нет » затонуло в воистину катастрофическом урчании, которое издал мой живот!
— Да что за наказание такое!— запричитала я.— Ничего, Нарк, не бойся, мы тебя мигом вылечим. Ты, главное, скажи: тебя тошнит?
Ну и как вам это нравится? Стоило моей подруге спросить, тошнит меня или нет, как меня мигом затошнило. Я свернулась калачиком, горестно подтянула колени к груди и обхватила их руками:
— Тошнит, ага! Манька вывела в тетрадке « тошнит » и озабоченно уставилась на меня.— А голова болит?— Болит!— заплакала я.