— Ура, цукаты!— запрыгали мы. Цукаты, которые делала Ба, были невероятной, восхитительной, просто фантастической вкусноты. Съедались они в момент, зато на готовку требовали бесконечной возни и терпения.
Для начинки Ба обжаривала в большой чугунной сковороде фундук, шелушила его, потом перетирала в ступке. Далее она добавляла в орехи сахарного песка, корицы, ванили, совсем чуть гвоздики.
Ставила в большом медном тазу вариться густой сироп. Пока сироп закипал, Ба начиняла ореховой смесью груши. Для цукатов покупались чуточку недозрелые плоды сорта « Дюшес летний ». Ба выковыривала острым ножом чашечку и сердечко груши и начиняла ее ореховой смесью. Важно было сохранить у груш хвостики, потому что потом за эти хвостики их опускали на несколько секунд в кипящий сироп и укладывали аккуратными рядами на подносы. Далее груши накрывали марлевой тканью( от мух и других насекомых) и сушили в тенечке. Через три часа процедура повторялась— груши на несколько секунд окунали в кипящий сироп и выставляли обратно во двор. После десятого-двенадцатого захода плоды покрывались вязкой карамельной пленкой. Пахли они просто умопомрачительно— сладко-пряным и ореховым, и ничего, кроме преступного желания незамедлительно сожрать их, не вызывали.
Скоро утомленная путешествием Сонечка спала в коляске под тутовым деревом. « Шшшш »,— шумел ветер в листьях, убаюкивая нашу упрямую младшую сестру, « пхапха-пха »,— хлопали крыльями развешанные на веревках влажные пододеяльники. Гаянэ, путаясь под ногами взрослых, выдавала очередные космические шифровки, а мы с Каринкой и Манюней по возможности тихо ковырялись в Маниной комнате. Выводить из себя Ба, когда она готовит цукаты, себе дороже. Потому что довести дело до « господибожетымоя » любой дурак может. А попробуй жить дальше, когда отгрохотал « господибожетымой »! С Чебурашкиными ушами, например, или с постоянным « Вечерним звоном » в голове после сокрушительного, метко пригвоздившего тебя к земле фирменного подзатыльника!
Поэтому сегодня мы вели себя очень даже благопристойно. Сначала вообще культурно сидели за Маниным письменным столом и разговаривали за жизнь. В частности— рассказывали Мане, как рухнул бельевой столб.
— Ах-ах,— заломила она руки, дослушав наш рассказ,— как обидно, что я этого не видела!!! Прямо весь свалился? Прямо выдрался из земли?
— Я тебе дело говорю! Рухнул с концами, подмял под себя крышу гаража и оборвал все веревки!— убедительно ходила я бровями.
— И мотоцикл Акопа сломал!— покачала головой Каринка.— Теперь, чтобы его отремонтировать, надо будет сначала продать.
Манька слушала нас с совершенно несчастным видом.
— Это все Ба! Я хотела прямо с утра прийти к вам, а она не дала. Нечего, говорит, в такую рань к людям ходить! Какая рань, когда на часах уже восемь?!
— Ну, мы ведь все тебе рассказали, ничего не пропустили,— попыталась утешить ее я.