32
ВСТРЕЧА
MY WAY НОЯБРЬ | 11
Критика своей страны и правительства возможна в Китае?
Никогда. Надо понимать, что вот это руководство за последние два поколения
вывело страну на такой уровень процветания, что китайцам и критиковать-то его
не за что. Китайцы это ценят и любят свое государство целиком. И не отделяют
государство от его руководства. Власть в Китае, конечно же, сакральна. В этом
плане политическая дискуссия здесь невозможна. Но экономическая дискуссия
идет весьма активно. Кроме того, государство социально ориентировано. В случае
любых невзгод Китай уменьшает налоги, а не увеличивает, то есть население
не страдает. При этом государство дало абсолютную свободу рынку на среднем
и нижнем уровнях. Там есть реальная конкуренция, там никто не распределяет
заказы по знакомству. Бизнес может пострадать только от налогов, – а налоги
уменьшаются. Вы, кстати, можете поговорить с бизнесменом о налогах, – он будет
рад об этом рассказать.
Когда в 1980-х вы начали заниматься Китаем, предвидели ли такую попу-
лярность этой темы сегодня?
Этого никто не мог предвидеть. Я закончил университет в 1986 году. И когда мы
учились, ни один человек не мог представить, что в Китай можно будет ездить
чуть ли не каждую неделю, – как мы сейчас ездим по работе. Более того, язык,
который мы учили, был скорее теоретическим. Никто не представлял, что можно
будет реально говорить с китайцами. И китайская тема была непопулярна.
«СЕЙЧАС МНОГИЕ
РОССИЙСКИЕ
ПОЛИТИКИ
ГОВОРЯТ
О БОЛЬШОЙ
ЕВРАЗИИ.
НО НИКТО И НЕ
ЗАДУМАЛСЯ,
МЫСЛЯТ ЛИ
КИТАЙЦЫ В ТАКОЙ
КАТЕГОРИИ»
Почему же вас заинтересовал Китай?
Я очень увлекся китайскими боевыми искусствами, китайской философией.
Меня поразил абсолютно другой подход к ценностям жизни. Ни более пра-
вильный, ни менее правильный – другой. Дело в том, что всякая национальная
культура всегда ограничена. Мы живем в определенной культуре, и нам кажется,
что наши ценности универсальны. Вот мы изобрели какую-то теорию – и она нам
кажется единственно верной. Приведу пример. Сейчас многие российские по-
литики говорят о Большой Евразии. Но никто и не задумался, мыслят ли китайцы
в такой категории.
Но они так не считают?
Нет, конечно! Это мы делим мир на Азию и не-Азию. А для китайцев Китай –
в центре бытия. Остальное – периферия. Меня всегда поражало, что есть аб-
солютно другое мышление, и что страна с этим мышлением в целом безумно
успешна. Она только тогда была неуспешной, когда ей навязывали чужие модели,
в том числе европейские. И Китай никогда не мучился своей неполноценностью.
Случалось, что варвары захватывали китайскую цивилизацию: и маньчжуры,
и монголы. Но маньчжуры властвовали в Китае почти 300 лет и в итоге ассими-
лировались – за счет мистической силы культуры. И вот это сохранение ядра
культуры – скорее, на уровне психологии – позволяет Китаю выживать. Нет ни
одной книги, которая отвечала бы на те вопросы, которые я себе когда-то задавал
и задаю до сих пор. Надо было все изучать самому. В этом плане Китай для меня –
это личный вызов. Он показывает иную матрицу развития, с которой мы сегодня
имеем дело. Если еще сто лет назад Китай был отделен пространством, то сегодня
он приблизился к каждому из нас.
В середине 1990-х вы провели два года в Шаолине. Этот опыт, наверное, про-
извел сдвиг в вашем сознании?
Мне посчастливилось застать старое поколение монахов, старую традицию. Ко-
нечно, пребывание в монашеской общине модифицирует сознание – начинаешь
по-другому относиться к людям, к жизни, к самому себе, к ценности того, что ты
делаешь. Ты видишь, как живут люди, которые следуют этой традиции, и у тебя
возникает другая матрица поведения. Мы часто склонны считать, что все вокруг не
так. А тот же самый буддизм учит совсем другому – посмотри на себя. Нет ничего,
кроме того, что есть в тебе. Займись собой. У тебя возбужденное сознание? Не уме-
ешь медитировать – просто посиди. Злишься на других? Подумай, что в тебе не так.
То есть человек вынужден постоянно себя хоть как-то улучшать. И это помогает.
Ты не улучшишь весь мир, но хотя бы вокруг себя попытаешься что-то наладить.