38
ВСТРЕЧА
MY WAY ФЕВРАЛЬ | 02
выбрали профессию шахтера. Причины были разные – в том числе и прилич-
ная зарплата. Так мы оказались в Кемеровской области, в Киселевске, на шахте
«Дальние горы». С 1986 года я отработал там 30 лет, пока в 2016-м не был избран
в Государственную Думу.
Как же вы решились на профессию шахтера? Неужели не было страшно?
Ну, страх в принципе сопровождает человека всю жизнь. Но ты его преодолева-
ешь, если хочешь чего-то добиться. Угольная промышленность особая, – чтобы
там работать, нужны специальные знания. В Киселевске нас направили в учеб-
ный комбинат, и мы четыре месяца изучали профессию горнорабочего. За это
время должны были сделать три учебных спуска в шахту. Но там работал старень-
кий такой дедушка, и ему так не хотелось спускаться... Одним словом, в первый
раз я оказался в шахте в мой первый рабочий день.
«ШАХТЕРЫ
ВСЕГДА ХОТЕЛИ
ДОБЫВАТЬ
БОЛЬШЕ УГЛЯ, –
ЧТОБЫ БОЛЬШЕ
ЗАРАБАТЫВАТЬ.
НО КОГДА
УГОЛЬ ИДЕТ,
ПОЯВЛЯЕТСЯ
КУРАЖ. ЭТО УЖЕ
НЕ ПРО ДЕНЬГИ,
ЭТО ПРО ЧТО-ТО
ДРУГОЕ»
Каковы же были ваши ощущения? Куда я попал?
Да, что-то похожее. Там, на шахте, основные выработки были освещенные,
с электровозами. Но нам пришлось спускаться по уклону 60 градусов: вода капает,
темно, скользко, трапики небольшие, выработки передавлены горной породой –
там же крепления, бывает, не выдерживают давления. Но – пришли на работу,
надо работать.
Эмоции пришлось подавить?
Понимаете, те, кто не может работать в шахте, уходят. Или сразу, или после пер-
вой же небольшой травмы.
У вас были травмы?
Были. Переломы, трещины. Бывало, уголь падал, когда происходило обрушение
креплений. Но это все не так страшно. Вот у нас был такой Владимир Никола-
евич Лавренюк. Во время щитовой проходки давлением породы его сбило, он
оказался полностью засыпан углем, да еще и вниз головой. Достали его, всего
переломанного, но живого, только когда весь уголь выгребли. А в другой раз плита
угля отслоилась и придавила Лавренюка к металлическим конструкциям. Он
тогда сломал семь ребер.
Так же можно и психику повредить.
Наоборот, она закаляется. Вообще, шахтеры всегда хотели добывать больше
угля, – чтобы больше зарабатывать. Но когда уголь идет, это завораживает, появ-
ляется какой-то кураж. Словами это не передать. Это уже не про деньги, это про
что-то другое.
Похоже на охоту?
Да! Говорят, первое, о чем спросил Лавренюк, когда его откопали: «Сколько угля
добыли?» Это, конечно, больше похоже на анекдот. Но Владимир Николаевич
действительно поражал своей самоотверженностью, своим трудолюбием. Такие,
как он, для меня были примером. Лавренюк был звеньевым. Я работал у него
в звене. У него же, можно сказать, и учился.
Все время под землей, при искусственном освещении – это тяжело?
Там не только темно, но еще и пыльно. Хотя сейчас новые машины пылепо-
давления работают. Вообще сейчас техника безопасности – по крайней мере,
в компании СУЭК, в которой я работал, – на очень высоком уровне. В советское
и перестроечное время на шахтах нередко бывали взрывы. К сожалению, пока
под землей есть метан, на 100% исключить аварию невозможно. Но можно из-
влечь метан заранее, а потом быстро отработать уголь, пока газ снова не скопился.
Это сложная технология, затратная, но иногда на это идут.
Значит, она окупается. Уголь по-прежнему нужен стране?
Не только стране, он во всем мире нужен. Это самое дешевое топливо, которое
служит для производства электроэнергии. А взять выплавку металла! И хотя «зеле-
ные» сейчас много протестуют, без угля в Сибири, например, просто невозможно.