102
ИСТОРИЯ
ТАТУ ДАВАЛИ
ПРЕСТУПНИКАМ
ВОЗМОЖНОСТЬ
СПРЯТАТЬ
УНИЗИТЕЛЬНЫЕ
КЛЕЙМА
И ОДНОВРЕМЕННО
ПРЕДСТАВЛЯЛИ
КРИМИНАЛЬНЫЙ
СТАТУС ИХ
НОСИТЕЛЕЙ
В ГЕРОИЧЕСКОМ
ВИДЕ
MY WAY ФЕВРАЛЬ
Образцы работ мастера
Хорирэна I
С недавнего времени татуированная кожа приобрела несколько экзотический
статус – «товара». Носитель ирэдзуми, испытывающий денежные затруднения,
вполне может предложить за солидную сумму завещать свою кожу отделению
патологии Токийского университета. Такой договор означает, что после смерти
хозяина его кожа будет снята, законсервирована и передана в университетский
музей. Сейчас в коллекции уже 105 образцов. В последние годы процедура пред-
варительной продажи затруднена юридически – помимо согласия самого хозяина,
необходимо разрешение и от его родственников, которые чаще всего отказывают-
ся от подобных сделок. Поговаривают также, что такие образцы нередко попадают
на аукционы, откуда отправляются в частные коллекции любителей диковинок
(один экземпляр ушел за $50 000). Эта область коллекционирования выглядит
довольно экзотической, но все, связанное с татуировками в Японии, изначально
было экзотическим.
воины в незнакомых одеждах. Между ними торчали огнедышащие змеи-драконы.
На груди восседал на троне, сложив руки, большой лысый дядька, а перед ним на
карачках торчало множество людишек, тоже со сложенными ручками. Все группы
наколок отделены были друг от друга канителью облаков. Передать словами, что
я увидел на теле старика, невозможно. Впечатление запредельное. Я окаменел. Бук-
вально каждый сантиметр его кожи был обработан». Так описывает свои впечатле-
ния от японских татуировок театральный художник Эдуард Кочергин в своей книге
«Крещенные крестами: записки на коленках». Одно из сильнейших впечатлений
произвел на Кочергина воспитатель детского дома, эстонец Томас, попавший в плен
в Русско-японскую войну. Томаса, крупного белокожего мужчину, выкупила из пле-
на японская школа татуировщиков, пообещав отпустить на свободу, если он позволит
использовать поверхность его тела для экзаменов по мастерству. Томас согласился,
действительно, был отпущен на волю, но домой в деревню вернуться он не рискнул –
уж слишком диковинный вид имело его тело.