IN isolation week 5 | Page 26

жемчуга. Если я решу закрыть лицо жемчугом, делая коллаж из нарисованных жемчужин для правой и левой стороны платья,

я обнаруживаю, с какой точностью соответствуют их размеры

и формы. В этом состоит их совершенство, в том, что каждая деталь деликатно прописана с точным соблюдением пропорций. Я отношусь с большим уважением к старинным полотнам, я не хочу их деформировать на современный лад, нарушать их гармонию. В старинных портретах много индивидуальности

и достоинства, я просто хочу сместить акцент с одной детали

на другую. Я воспроизвожу мазки, направления нити, тени на ткани, материю. В результате измененная мною работа смотрится так, как будто она возникла под кистью одного и того же старинного художника. В этом трудность и кропотливость моей работы.

Еще до карантина в обществе были бурные дискуссии о возможном сокрытии женщины за вуалью, за куском ткани. Также во время забастовок и протестов люди прятали свои лица, и это было наказуемо. Теперь же мы прячемся из-за вируса. Сегодня мы выходим на улицы городов и встречаем людей под масками, мы больше не видим выражения их лиц, мы можем только видеть их глаза, но порой этого недостаточно для понимания желаний и чувств человека. Мы пришли к обществу спрятанных лиц. Спрятанное лицо становится выражением нашей эпохи.

Ткань для меня очень важна в живописи. Обычно когда рисуют ткани, делают сначала белый фон и потом наносят цвета ткани. Я так не делаю, я рисую сразу цвета, для меня важно их дыхание, я как будто чувствую его. Я работал в ателье костюмов для оперных театров. Это фантастическое ателье работает для Metropolitan Opera, Большого театра, они делают исторические костюмы. Я много узнал об истории костюма и оперы. Это мне очень помогает в работе над старинными картинами, для того, чтобы лучше понимать структуру одежды и как она делалась. Это также привело меня к работе над костюмами для оперных спектаклей, в том числе для Берлинской Государственной Оперы. То, что я чувствую сегодня в театре, особенно в опере, – это возвращение к мечте, к чувствам, к красивой картинке.

И это же прослеживается в живописи, архитектуре, моде,

в дизайне интерьеров. Мир несколько грустный, и мы хотим радости, комфорта и уюта. Мы больше не хотим жесткого минимализма, мы хотим вещи, которые больше затрагивают нашу душу, а не ум. Мы видим это в возвращении цветных обоев с крупными рисунками, в тканях и материалах, используемых для интерьеров. Я очень удивлен количеству дизайнеров интерьеров, которые стали моими подписчиками в Instagram.

Десять лет назад я начал работать над темой скрытых лиц и оказался в центре внимания сегодня, совершенно не ожидая.

Я отношу себя уже к старому миру. Я вижу как преподаватель академии, что современные студенты имеют совсем другую эстетику и другое отношение к искусству. Для меня важен процесс в живописи, мне часто важен не столько результат, сколько сам процесс. Для нового поколения важен результат. Они работают над количеством. Знаменитость пришла вместе с карантином. Реакции показывают, что мы живем теперь в очень маленьком мире и, благодаря интернету, наши работы моментально становятся известны и понятны людям во всех уголках планеты. Я не знаю, поменяет ли это как-либо мою жизнь, но сейчас мне очень интересно.

СПАСИ И СОХРАНИ

У меня особенно теплые душевные отношения с амстердамским Rijks Museum он открыл для меня свою базу данных. Как известно, это один из немногих мировых музеев, имеющих отцифрованную коллекцию. Я сделал эту коллекцию в 2015 году,

а на сайте музея представлены 43 мои работы.

26866